В понятие «первый» в России всегда вкладывается несколько иной смысл, чем в простое определение порядковой очереди предмета или человека. Не всякий стоящий первым, не каждый, выпятившийся по воле судьбы, бывает достоин такого именования. Не назовут главой безумного и форвардом того, кто жмется к стене. Нужно особое сочетание таланта и совестливости, знаний и воли, ответственности и личной отваги, чтобы заслужить в глазах людей авторитет настоящего лидера и подлинного вожака. Чтобы стать тем первым, возле которого не стыдно считаться и сотым. Чтобы стать тем первым, за которым без оглядки пойдут остальные. Чтобы стать тем первым, за которым уже не угнаться.
САМОЛЕТ с телом погибшего в Дагестане капитана Дмитрия Серкова приземлился в Чкаловском 3 августа 2007 года. Скорбный мартиролог внутренних войск МВД России пополнился фамилией еще одного офицера, выполнившего свой долг до конца. Добавим – обычного, кадрового, строевого офицера, каких немало уже потеряла Россия на своих южных рубежах.
Но во внутренних войсках, славящихся своим товариществом, эта весть была воспринята еще и с глубоким сочувствием к его матери – лейтенанту медицинской службы Галине Анатольевне Меликовой и отчиму – командиру Отдельной Краснознаменной дивизии оперативного назначения внутренних войск МВД России генерал-майору Сергею Алимовичу Меликову.
О том, что воюющие сыновья своих воюющих отцов-генералов иногда погибают, мы знаем на примере генералов Георгия Шпака и Константина Пуликовского, Геннадия Аношина и Вячеслава Суслова, Юрия Щепина и Геннадия Налетова, Анатолия Филипенка и Виктора Соломатина.
Поэтому дальше весть летела, как снежный ком…
Во внутренних войсках, где все друг о друге знают или, как минимум, когда-либо слышали, потерю в семье Меликовых восприняли тяжело, как свою.
Лишь один человек сказал о Сергее Меликове, будто обдал грязью: «Дурак, задвинул бы сына в учебный полк – погиб бы кто-нибудь попроще…»

ЗАСАДА

ОНИ ВЫШЛИ на рубеж блокирования примерно с часовым опозданием, уже в кромешной темноте, и поэтому нервничали, торопясь подготовить позиции так, чтобы уже вскоре притвориться новыми отростками корневищ, комьями земли у вырытых грызунами нор, ворохами старого хвороста и перешептывающимися между собой пучками высокой, но все-таки чуть-чуть пожухлой травы.
Они должны были раствориться в лесу, прочно, полукольцом, охватывая пути наиболее вероятного появления банды, и делали это очень споро.
Для капитана Серкова это был 98-й выход в разведывательно-поисковую операцию и 63-й в качестве самостоятельного командира боевой группы.
Прошлый, 97-й, выход оказался «пустым», и капитан торопил удачу, полагая, что терпение и упорство, с каким в пятый раз кряду его группа закапывалась в одно и то же место, все-таки будут вознаграждены…

ОТЕЦ

ЭТОТ счастливый поворот в жизни офицера Меликова был совершен им самим так же решительно, как делалось все остальное: с будущей женой, Галиной, Сергей познакомился в Москве, во время учебы в Академии имени М.В. Фрунзе. С прежним мужем, тоже офицером, она к тому времени была уже разведена, и этот чистый лист любви, на котором впоследствии будет написана история уже их семьи – дружной, улыбчивой семьи Меликовых – исключительно личное и закрытое от посторонних глаз дело.
Поэтому, договорившись не расставаться, первым делом в свои планы они посвятили Диму, Галиного сына от первого брака. Сергей Меликов отнесся к этому разговору с двенадцатилетним пацаном очень ответственно, определив тем самым весь тон их будущих по-мужски открытых, советнических и в чем-то даже заговорщических, если это касалось мамы и родившегося позднее брата Миши, отношений.
Им всегда было легко общаться друг с другом. Важно и то, что Меликов никогда не переходил ту грань, за которой сохранялись и жили сами собой Димины отношения с родным отцом. У того уже была новая семья, но это не отменяло ни кровных уз, ни данных природой черт. Тем более что к отцу Дмитрия, офицеру-десантнику Александру Серкову, награжденному за боевую работу в Афганистане тремя орденами Красной Звезды, Меликов всегда испытывал должное солдатское уважение.
Летом 1994 года, сразу после окончания академии, Сергей, Галина и Дима уехали к новому месту службы: Меликов получил назначение в Северо-Кавказский округ внутренних войск МВД России на должность заместителя начальника штаба лабинского полка. Вот только времени, отпущенного ему на спокойное врастание в эти новые для него ранги штабного офицера и главы полноценной — с женой и сыном-подростком — семьи, оставалось всего несколько месяцев. Уже в декабре 94-го полк пошел воевать в Чечню.
Золотые звезды спецназа: ПО ПРАВУ ПЕРВОГО

ЗАСАДА

ЛЮБОЙ из тех, кому в этих местах могли бы поручить засаду, даже после беглого чтения карты обязательно указал бы пальцем на любопытный, скрытый от глаз родничок в лесу — как раз там, где тропа, поднимавшаяся от окраинных домов горского села, вдруг неожиданно обрывалась, рассыпаясь среди деревьев на тысячу звериных следов и тысячу остальных опасностей, самыми смертельными из которых теперь следовало считать осторожные, пружинящие на мху шаги ночного человека, и даже ненароком, из-под полы, оброненный лучик карманного фонаря, и любой сдавленный шепот, и шорох раздвигаемой руками листвы…
Совсем недавно возле родника видели вооруженных людей, но этот факт, даже если бы кто-нибудь и решился поклясться в его достоверности, сам по себе не давал ответа на главные вопросы: ради нескольких торопливых пригоршней воды появлялась бандгруппа у источника либо запасалась ею впрок. Как, впрочем, оставалось неизвестным и то, была ли эта бандгруппа рядовой, «середнячковой» ячейкой местного бандподполья, крутившейся на короткой орбите собственного села, либо той — сплоченной и виртуозно владеющей оружием группой боевиков-диверсантов, которой годом раньше едва не удалось дерзкое и очень квалифицированное по исполнению покушение на министра внутренних дел Дагестана генерала Магомедтагирова.

СЫН

СОБСТВЕННО говоря, сам Дмитрий желания стать потомственным офицером, к удивлению многих, долго не проявлял, а Меликовы его не торопили. Просто были уверены, что выбор жизненного пути он, человек разносторонний и умный, должен сделать самостоятельно.
И не ошиблись. Глас своей военной трубы Дима услышал сам. Как-то различил среди иных лукавых городских шумов – тот высокий, от яркого медного литья пронзительный, накатывающий, словно безымянная конница, сигнал общего солдатского сбора. Он один был созвучен душе, и будущий капитан Серков двинулся на его призыв совершенно безоглядно, бесстрашно и бескорыстно.
Золотые звезды спецназа: ПО ПРАВУ ПЕРВОГО

ОТЕЦ

ЛЕТОМ 1999 года Дима легко сдал вступительные экзамены в Санкт-Петербургский военный институт внутренних войск МВД России. И здесь, именно на первом курсе, произошло то решающее, как считает Меликов, событие, предопределившее все остальные поступки сына и даже саму его судьбу: первопричиной надлома оказалась какая-то смешная простуда, которую Дмитрий, уже будучи курсантом, перетерпел без медицинской помощи. Проявилось осложнение, и, подлечившись, он теперь с перерывом в две недели снова и снова оказывался в палате санчасти. Потом в госпитале на обследовании эта череда бесконечных больничных коридоров оставалась единственной наукой, которую он извлек в Питере за первые полгода учебы. В один из дней Меликову, к тому времени уже командовавшему 2-м полком Отдельной дивизии оперативного назначения, позвонил сам начальник военного института: «Сергей Алимович, он же не учится. Надо что-то с парнем делать, а то придется отчислять…»
Сергей приехал в Санкт-Петербург и нашел Дмитрия в госпитале в унылом настроении: «Не задалось. Надо уходить…»
Помолчав, Меликов сказал ему примерно следующее: «То, что происходит с тобой сейчас, – это очень большое испытание. Если ты сегодня махнешь рукой, никто тебя за это не осудит. И в первую очередь мы с мамой. Однако позднее ты поймешь, что, не переборов эту первую в своей жизни трудность, проявив малодушие, ты навсегда потеряешь способность преодолевать все остальные будущие невзгоды. Еще хуже, что эту слабину будут чувствовать в тебе другие люди. И никогда не доверятся тебе так, как это бывает нужно в бою или же в любой командной работе. Потом ты очень сильно об этом пожалеешь, но ничего не сможешь вернуть, потому что все решается сегодня – вот на этой, — Меликов показал на порог госпитальной палаты, — черте…»
В тот день они ничего не решили, но последующие события оказались радостными: отлежав положенные две недели в госпитале, Дмитрий выписался и больше вообще никогда и ничем не болел. Активно занялся спортом, и это обстоятельство Меликов прочно связывает с появлением в следующем году в Санкт-Петербургском институте нового преподавателя разведки, а в прошлом командира взвода специального назначения лабинского полка Александра Науменко.
Когда-то в Грозном Науменко был серьезно ранен, и подростком Дима навещал выздоравливающего Науменко и по собственной сердечности, и из рождающегося чувства товарищества к тем людям, которых отец называл своими друзьями. Поэтому неудивительно, что, узнав Диму среди своих курсантов, Саня, как зовет генерал Меликов нынешнего командира отряда специального назначения ВВ МВД РФ «Ратник» полковника А.А. Науменко, заплатил парню взаимным теплом. И заплатил так, как умел: яростно натаскивая в рукопашном бою, в общефизической подготовке.
После второго курса курсант Серков приехал домой возмужавшим. А на четвертом вместе с однокашником Володей Корсаковым попросил у Меликова, назначенного к тому времени командиром дивизии, разрешения проходить стажировку в подчиненном ему отряде специального назначения. В легендарном «Витязе», родоначальнике спецназа ВВ. По меркам внутренних войск, это означало внутреннюю готовность серьезного человека к испытаниям и перегрузкам, которые могут оказаться невыносимыми не только для среднестатистического солдата, но и профессионального офицера с красивыми спортивными регалиями.
Выбирая спецназ, Серков, видимо, искал предел собственной прочности.
Выбирая спецназ, он выбирал во внутренних войсках наиболее трудный, опасный, но во всех отношениях достойный маршрут своей офицерской карьеры.

ЗАСАДА

ДЛЯ БОЙЦОВ офицерского подразделения отряда специального назначения «Витязь», находившегося в дагестанской командировке с конца мая 2007 года, эта засада была ординарной, рассчитанной на их силы боевой задачей. Группы выходили в разведпоиск часто, привыкая к работе на трехтысячных высотах, жгучему кустарнику Дагестана и к тактическим приемам здешних боевиков. Уже была разгромлена сходка главарей бандгрупп в Унцукульском районе, шла результативная работа на лесных базах бандподполья, а всего лишь три недели назад в Карабудахкентском районе группа Серкова провела ликвидацию прибывшего из Пакистана особо опасного инструктора по организации в Дагестане лагерей для подготовки террористов-смертников.
К этому роднику группа однажды уже выходила, без толку спалив четверо суток на ожидание бандитов.

СЫН

ЛЕТОМ 2004 года отряд специального назначения «Витязь» Отдельной дивизии оперативного назначения ВВ МВД России получил серьезное офицерское пополнение: почти два десятка выпускников из нескольких военных институтов внутренних войск с характерными нашивками спецназа на рукавах парадных мундиров. Это была настоящая волна лейтенантов. Зеленая, как цвет пробивавшейся в каждом из них личности, и это сразу чувствовалось по спокойной уверенности их глаз, движений и независимому поведению среди новых людей.

Посторонний человек не понял бы одного: почему эти выращенные для командирских высот лейтенанты, здесь, в «Витязе», с благодарностью и чуть не со слезами счастья на глазах принимали «бойцовские», рядовые, по сути, должности пулеметчиков, снайперов, саперов и т.п. И мальчишеского энтузиазма, с которым немедленно погружались они в заполненную изнуряющими тренировками и спортом жизнь.
Так знаменовали они свою, подтвержденную жестким отбором, избранность для службы в особом ОФИЦЕРСКОМ подразделении спецназа ВВ. В подразделении настоящих «зверобоев», ориентированных на поиск и захват ключевых фигур бандподполья – полевых командиров, лидеров отдельных групп, заграничных инструкторов и прочих асов диверсии и террора.
Дима Серков был частью этой офицерской волны. Вернее сказать, ему посчастливилось в ней оказаться, разделяя нагрузку рядового бойца спецназа и кубрик в казарме с такими же, как он, полными надежд и честолюбия лейтенантами. Нагрузка была так велика, что, по признанию пяти капитанов из набора 2004 года, «высушены были, как скелеты; вечером наскоро пили чай и сразу валились спать…»
За Серковым всеми сразу была отмечена его почти до поклонения доведенная страсть к бегу на длинные, исчисляющиеся десятками километров дистанции. Это был бег постоянный, неутомимый...
Именно поэтому к Серкову быстро приклеилось шутливое прозвище, со временем ставшее и его боевым псевдонимом и, как это принято в спецназе, вторым, выражающим его подлинную человеческую суть именем. Так впервые, подкалывая спецназ, дескать «Опять ваш Форрест побежал!», назвали Дмитрия омоновцы в Ханкале, глядя на его удаляющуюся вдоль взлетной полосы фигуру. Форрест – естественно, Форрест Гамп из одноименного кинофильма Роберта Земекиса, человек со странностями, однажды побежавший по дороге и нашедший на этом длившемся несколько лет пути то ли смысл собственной жизни, то ли другой, уже общемировой смысл долгого, сосредоточенного и всегда очень отрешенного пути любого человека к постижению своего предназначения.
Но потому и Гамп, что в доброй шутке омоновцев, удивлявшихся способности Серкова пробегать без видимых усилий по тридцать и более километров, видимо, таилось еще и недоверчивое изумление, позволявшее считать эти ежедневные забеги лейтенанта либо крайним фанатизмом, либо иным отклонением от нормы, что в их глазах роднило Форреста Гампа кинематографического с Форрестом из нашего «Витязя».
В короткой аннотации к фильму написано: «Это история о человеке с благородным и открытым сердцем».
Еще одно хорошее совпадение.

ЗАСАДА

СЛОЖНОСТЬ засады заключалась в ее близости к населенному пункту. Днем к источнику шли люди; это было любимое место для шашлыков и прогулок, здесь мыли руки все время колотившие что-то неподалеку строители, крутилась молодежь. А потому присутствие спецназа могло быть раскрыто, а значит, тотчас растащено на базарные слухи, на уличные пересуды, на звонки с мобильных телефонов.
Возвращаться расшифрованными на прежнее место было бы смешно или очень опасно. Поэтому на дневку спецназ уходил поглубже в лес, чтобы, отоспавшись, вернуться все к тому же роднику. Местную бандгруппу следовало терпеливо выпасти, приманить обманчивой тишиной…

СЫН

РАСПРЕДЕЛИВШИСЬ после военного института в уже знакомый ему отряд «Витязь», Дмитрий Серков оказался в прямом подчинении генерала Сергея Меликова. В этом нет ничего предосудительного. Тем более что система раз и навсегда установившихся между ними отношений по службе была основана на беспрекословной субординации и просто не позволяла Дмитрию путать добродушного домашнего отца с жестковатым командиром ОДОНа. В границах военного городка он всегда оставался для Дмитрия «товарищем генерал-майором».
В кругу своих товарищей по «Витязю» Серков родство с комдивом тщательно скрывал, создавая собственную репутацию упорством, трудолюбием, взвешенностью оценок и мужеством в бою. Впрочем, друзей, когда все открылось, это не обидело. Потому что был понятен и вызывал уважение сам мотив вот такой подчеркнуто офицерской самостоятельности – небогатой, опрятной, по-взрослому собранной. Жил только в казарме, а позднее — в общежитии, не позволяя никому усомниться в том, что он рассчитывает только на свои силы.

ОТЕЦ

МЕЛИКОВ появился в «Витязе» в качестве отца Серкова, а не общедивизионного Бати только весной 2005 года, когда буквально на час совпали в Ханкале их военные дороги. Это была первая боевая командировка Дмитрия, и Сергей отыскал палатки отряда, чтобы передать приветы да посланную матерью домашнюю снедь.
Здесь, где мир был зыбок, а воюющий «Витязь» ежедневно участвовал в боевых операциях, сопряженных с риском для каждого из ее участников, рядиться чинами было уже незачем.
Меликов хорошо знал, как это происходит. В 96-м подрывался в Чечне под Гехами. Тогда же, будучи офицером разведотдела Северо-Кавказского округа внутренних войск, вместе со сводным отрядом, насчитывавшим семнадцать человек, за двадцать минут отштурмовал занятый боевиками семиэтажный гостиничный комплекс «Асса» в Серноводске.
В сущности, эти слова лишь описывали, но не передавали пережитого. Ни ярости штурма, когда, врываясь на этажи, они со смертной удалью штрафников валили огнем все движущееся, расползающееся, потрясенное упоительным гневом этой свирепой атаки. Ни той ожесточенности последующего боя в окружении, когда, используя господствующее положение гостиницы над всем городом, они прикрывали отход нашего захлебнувшегося наступления и отстреливались вкруговую. Ни той взвинченной — на одних нервах — эйфории прорыва к своим. Ни собственного отрешенного спокойствия, с каким отыскивал он потом в набухшей от крови штанине входное осколочное отверстие. Меликов даже не понял, когда и как оказался ранен…
Это были самые злые страницы войны. Как мог, он берег от них подрастающего Димку. Но теперь, когда сын превращался в бойца, нужны были слова по-мужски прямые, и советы, как посреди крови и жестокости войны не потерять человеческих черт, как пуще глаза беречь людей и без страха опираться на товарищеское плечо.
На прощание они обнялись, но отчего-то Меликов запомнит того Диму — уходящим…

ЗАСАДА

ГЛАВНЫЕ события операции стали разворачиваться уже на второй день, когда во время дневки в пяти метрах от замаскированного бойца штурмовой группы прапорщика Емельянова прошел мимо, к селу, бородатый вооруженный автоматом человек.
Его пропустили, потому что все помнили категорический приказ командования: «одиночек не трогать». Боялись спугнуть опытную, живущую на одном зверином чутье бандгруппу. Еще памятны были события, когда, зажатая в кольцо, она сумела прорваться из него с боем, и это свидетельствовало о высоком уровне личной подготовки боевиков и их сплоченности перед лицом беды.
Утратив одного члена группы, банда не потеряла бы боеспособности. Просто растворилась бы в лесу, как прикопанный фугас, отсрочивая до бесконечности час своего страшного и неминуемого возвращения.

СЫН

КО ВРЕМЕНИ дагестанской командировки капитан Серков состоял в должности командира 1-й штурмовой группы 1-го взвода 1-й группы специального назначения. То, что сам легендарный отряд «Витязь» в пору преобразований получил наименование 1-го Краснознаменного отряда специального назначения внутренних войск МВД России, только усиливает эффект сочленения этих грозных единиц в некий боевой порядок, где Серкову отводится соответствующая его месту роль.
Безусловно, это лишь любопытное совпадение, впрочем, вполне отвечающее характеру Дмитрия, который любил первенствовать там, где чувствовал себя по-настоящему сильным. Стал бегать и вскоре обернулся неутомимым Форрестом. Занялся боксом и быстро добился превосходных результатов, так что товарищи осторожничали выходить с ним на спарринг.
Все они очень выросли за эти три быстротекущих года. Но, став капитанами, прежние лейтенанты не утратили чувства равноправного единства, продолжали дружить, и даже из казармы в офицерское общежитие переезжали тоже почти сообща, становясь соседями. Со временем в общежитии игрались свадьбы, рождались дети, и этот закономерный поворот событий отныне превращал их некогда юниорскую команду в сборную зрелых и профессионально воюющих мужчин.
Но чем больше появлялось таких семей с детскими голосами, тем чаще звучал во время боевых операций категоричный приказ Серкова: «Я иду первым!» Он легко шел на самое опасное направление, на самую уязвимую позицию, и всегда — именно впереди, объясняя это желанием поберечь «женатых», а значит, кем-то особо любимых и ожидаемых с войны людей.
А может быть, как-то довлела над ним судьба погибшего в феврале 2003 года старшего лейтенанта Ивана Шелохвостова, занимавшего в «Витязе» как раз ту самую должность командира 1-й штурмовой группы, которой теперь обладал Серков? Раненный в обе ноги, Шелохвостов прикрывал отход раненых товарищей из подожженного бандитами дома в Аргуне, а потом, окруженный противником, подорвался последней гранатой.
На месте последнего боя старшего лейтенанта потом будут найдены тела четырнадцати убитых боевиков.
Потери в «Витязе» и вообще в спецназе всегда очень редки. Но если ты нормальный человек и служишь в штурмовой группе подразделения специального назначения, то рано или поздно обязательно задашься вопросом о смысле хоть и слепой, но все же подкарауливающей тебя смерти.
Меликов – сам солдат до мозга костей, и хорошо понимает, чем живет душа рожденного Бойцом человека. Его естественную, заложенную природой нацеленность на подвиг, на выполнение боевой задачи, на яркий спасительный поступок. Его помноженное на мальчишество желание боевых орденов и высоких воинских званий. Но ученый-переученый войной Меликов никому не советует торопить судьбу, тем более – по-глупому. Неоправданной лихости, какой-то пустой бравады в бою от Димы он не ждал, считая исчерпывающе верными когда-то сказанные ему слова: «Не торопись на примерку геройских звезд. Это решаем не мы. Когда Родина выберет тебя в герои, не сомневайся, она сразу же тебе об этом скажет…»
То есть Серков был готов именно к такому повороту событий.
Другое дело, что именно так события и развивались…

ЗАСАДА

БАНДИТОВ было четверо, и появились они на тропе уже в темноте, как раз в момент постановки капитанами Андреем и Виталием управляемых мин – «монок», которые, по идее, должны были разметать всю эту банду по окрестным кустам. Одно нажатие машинки в этом случае резко снижало вероятность куда более рискованного и чреватого осложнениями ночного боестолкновения.
Но времени для этого уже не оставалось. Прямо на Андрея с Виталием выходила четверка неожиданно появившихся вооруженных людей, и только враз сомкнувшиеся над лесом тучи помешали ей обнаружить саперов спецназа в очень уязвимый для них момент минирования тропы.
Но этого времени хватило, чтобы увидевший человеческие силуэты Виталий предупредил Андрея и они смогли затаиться. Даже дышать они старались как можно тише – так близко теперь находились боевики. Настороженные, ловкие, жилистые — они излучали уверенность сильных, быстро принимающих решение людей.
Андрей знал, что вся бандгруппа уже находилась в зоне поражения «витязевского» снайпера, и ждал его первого выстрела. Чуть правее находилась и тройка Форреста, обязанная в случае боя подсветить цель ракетами и тоже, вероятно, уже заметившая посторонних людей.
Он тянул время, понимая, что, если откроет огонь, немедленно получит ответную очередь прямо в грудь. На свою вспышку. И выходило, что всю четверку он завалить просто не успевал…
Один из бандитов находился в считанных метрах. Видимо, «ночник» на автомате капитана дал блик, и боевик, почувствовав даже это мельчайшее колебание преломившегося света, немедленно – еще в движении — начал разворачиваться в сторону офицера. Он хотел убить то, что его встревожило. Потому что в этом лесу он знал все. А все лишнее было чужим.
Надо было решаться, и уже среди грохота своих выстрелов Андрей различил звук выстрела из снайперской винтовки. И тут же – слившийся с ним торопливый, словно нарывающийся огонь со стороны тройки Серкова.
Боевик еще успел развернуться и достать Андрея. Но неприцельная его очередь ушла в сторону. Кроме одной пули, которая, попав в магазин, наглухо заклинила подаватель.
Все менялось мгновенно. Еще метались среди деревьев сполохи дерганого автоматного пламени, когда Серков метнул свои гранаты…

ОТЕЦ

МЕЛИКОВЫ еще только начинают привыкать к тому, что с ними произошло.
Еще горевал над гробом капитана Серкова везущий его в Москву на военно-транспортном самолете Володя Корсаков — самый близкий друг Дмитрия, еще не разошелся с бетонных плит дагестанского аэродрома провожавший своего товарища офицерский спецназ «Витязя», как уже разлеталась весть: убит в бою.
Эта по-военному сухая, лишенная эмоций формула окончания жизни, с мужской точки зрения, остается пока что наилучшей эпитафией, которая могла бы подвести черту под итогом ищущей, борющейся и не сдающейся человеческой судьбы.
Таково назначение капитанов.
Есть только одна печаль, которая гложет сердце и подле которой кружится неутешная душа… Разбирая после гибели Димы его вещи в офицерском общежитии, они нашли оставленный им то ли впопыхах, то ли по какой-то иной причине маленький целлофановый пакет с молитвой «Живый в помощи» и крестиком, который Галя собрала для сына, как собирала такой же на войну для своего Сережи.
Мать и жена – она и есть тот источник любви, который только и может оплакать как должно и Димину Золотую Звезду Героя России, врученную лейтенанту медицинской службы Галине Меликовой в декабре 2007 года, и забытый в офицерском общежитии сыновний крест.
В тот день потери Меликовы договорились не сообщать о Диминой гибели Мише — младшему сыну. Большого и малого, их связывало удивительное чувство братского единения. Приезжавший из командировок Дима всегда привозил брату то невиданной дороговизны модели автомобилей, то конструкторы «Лего».
Сложные конструкторы Мише были еще не по зубам, и было смешно смотреть, как увлеченно собирал их сам Дима. Мог просидеть всю ночь, а потом, довольный, уходил спать, предвкушая, как удивится маленький брат новому игрушечному крану, дому или невиданному кораблю.
И трудно было понять, кому из них это занятие по летам.
Поэтому, скрывая Димину гибель, они хотели поберечь Мишу от сильного потрясения, особенно накануне его первого в жизни школьного дня. И еще несколько месяцев не решались открыться младшему сыну.
И это добавило боли.
Не судите их строго. Они еще только начинают привыкать к тому, что с ними произошло.

ЗАСАДА

ТЕЛА трех бандитов так и остались лежать друг подле друга.
Четвертого нашли чуть позже. Видимо, раненный, он успел отползти за деревья, но и там не нашлось ямки, чтобы укрыться от боли.
Все было нормально, но уже откуда-то всплывали кем-то диктуемые по радиостанции слова: «Один «двухсотый» и один «трехсотый»…
Очумелые после боя, они ничему не верили, пока Сергей из группы Серкова не подтвердил: «Это у нас «двухсотый». Это — Форрест. Емельянову нужен врач. Вызывайте «скорую!»…
Еще на что-то надеялись, кричали: «Проверь ему пульс!..», но эта страница была уже перевернута.
А на следующей была — пустота…
Подробная, уже на холодную голову проведенная реконструкция боя вскоре прояснила картину схватки в ее четкой, неотвратимой последовательности. Серков первым заметил бандгруппу и, опережая ее столкновение с саперами, отвлек огнем на себя. Рядом был тяжело ранен связист группы прапорщик Емельянов. Попало и в Дмитрия: пуля навылет пробила ладонь. Следом ожгла вторая – уже в бедро. Прикрыв собой Емельянова, он теперь понял, что на таких, почти штыковых, дистанциях боя у него почти не остается выбора.
Кто-то подарил ему несколько секунд. И он благодарно распорядился ими, успев бросить гранаты…
Те пули, что попали в него позже, уже ничего не могли изменить. Они просто убили его. Они застряли в ствольной коробке автомата и в котелке. Как солдат, он в них больше не нуждался, потому что главная в его жизни победа заключалась как раз в последнем, опережающем гибель рывке.
Это, безусловно, подвиг самопожертвования.
Это свойство характера. Реконструкция боя правильно указывает на подобающее капитану Серкову место: он опять оказался первым.

УЖЕ ПОСЛЕ гибели Димы, разговаривая со своей душой начистоту, Меликов признался, что по-человечески не был готов к такому повороту событий. Он знает в лицо всех бойцов «Витязя» из Диминого офицерского подразделения, помнит их по именам и называет новым поколением спецназа.
Он уверен в них. И прежде всего – в качестве их боевой подготовки, исключающей глупые, ничем и никем не оправданные потери. Он словно исходил от обратного, подготавливая сына к войне так, чтобы у того было больше шансов вернуться домой невредимым.
Но не зачеркнуть, не забыть главного: в свою последнюю боевую командировку Дима улетел по его приказу. Да, в составе отряда. Да, в числе многих. Но приказ был генерал-майора Меликова, и его нельзя переписать набело, наглухо замуровать в сейфе или, например, залить водкой.
Вот тогда он до боли сжал ладонью косяк двери: «Галя, я прошу тебя — никогда не вини меня в этом…»
И навсегда запомнил ее милое, любимое, залитое слезами лицо. И ее ладонь, легшую поверх его руки: «Никогда…»
Это – судьба. С этим надо как-то жить.
А, значит, и с этим в будущий День Победы генерал-майор Сергей Меликов вновь поведет по Красной площади парадную «коробку» Отдельной дивизии оперативного назначения ВВ МВД РФ, славящуюся своим широким шагом и фирменным, «накатывающим» темпом торжественного марша.
И в этот день все будет как всегда. За тем лишь исключением, что позади себя он уже не будет ощущать лучистого Диминого взгляда. За годы командования ОДОНом он привык считать эту дивизию своей, но в этот раз — 9 мая 2008 года — он впервые поведет дивизию своего погибшего сына.
И это замкнет ту историческую цепь, по законам которой каждое новое поколение полно широкой, сильной, накатывающей, как шаг или как волна, новизны.
А если ты ведешь дивизию сыновей, то знаешь, как побеждают время...
Фото Владимира НИКОЛАЙЧУКА
и Дмитрия Белякова

В мае 2012 года спецназом ФСБ в Дагестане был уничтожен один из самых одиозных главарей бандформирований. Операция стала примечательна еще и тем, что провели ее не просто спецназовцы — последнего полевого командира из числа иностранных наемников, действовавших на территории России, уничтожили боевые пловцы.
Но не было радости ни в глазах, ни в сердцах у вернувшихся на базу бойцов. Слишком дорогую цену пришлось им заплатить в тот день за удачу: в бою пал их товарищ капитан 3-го ранга Роман Гребенников.
Спустя год после гибели офицера его боевые друзья согласились поделиться с корреспондентом журнала «Братишка» некоторыми подробностями того дня и рассказать читателям, каким незаурядным человеком был Роман, отдавший службе в спецназе 14 лет…

Универсальные солдаты

О том, что в Управлении «В» ЦСН ФСБ России есть подразделение боевых пловцов, известно многим. Но что эти уникальные по своей подготовке и квалификации специалисты антитеррора принимают участие в боевой работе на Северном Кавказе, знает весьма ограниченный круг людей. «Что могут делать в горах те, кого готовят действовать под водой?» — с этого вопроса и начался наш разговор.
— Все, что положено спецназу, — улыбнулся один из моих собеседников, попросивший называть его Сергеем. — Для боевого пловца акваланг и ласты, как парашют для десантника, — всего лишь средство выхода к месту выполнения задачи. После появления на берегу или палубе корабля мы — все тот же спецназ. Кстати, в перечень наших занятий входит и альпинистская, и парашютно-десантная подготовка. Так что боевые пловцы могут появиться не только из-под воды, а откуда угодно, с совершенно неожиданной для противника стороны.

Таким универсальным солдатом, быть может, одним из лучших, и был Рома Гребенников. У него за плечами не один десяток спецопераций и на Северном Кавказе, и в других регионах. Информация о большинстве из них еще долгие годы будет храниться под грифом «Секретно». Скажу лишь, что он принимал участие в освобождении заложников, захваченных террористами в октябре 2002 года в Москве в Театральном центре на Дубровке. Причем был в составе именно той штурмовой группы, которая первой ворвалась в здание. Он и награжден был не раз — медали «За отвагу» и Суворова его парадный китель украшали, ведомственные награды. А посмертно он орденом Мужества награжден… Алексей вот пусть продолжит, он вместе с ним в подразделение пришел.
— Да, действительно, — подключился к разговору сидевший справа от меня мужчина. — Первый раз мы встретились в 98-м году в Калининграде. Срочную Роман служил в разведке Балтфлота, перед увольнением в запас прибыл на медкомиссию, которую проводили «вымпеловцы», подбирая среди матросов-разведчиков кандидатов для дальнейшей службы в спецназе ФСБ. Там мы и познакомились.

Через врачебное сито из десятка прибывших тогда прошли четверо. Мы с Ромой — в том числе. Потом разъехались по своим частям, дембельнулись, а через несколько месяцев мне, уже на домашний адрес, пришел вызов. Прибыл сюда, и когда документы оформлял, по коридорам да кабинетам бегал, на лестнице нос к носу столкнулся с Гребенниковым. Обрадовались, обнялись. И с тех пор, можно сказать, не расставались: три года в холостяцкой общаге в одной комнате, на занятиях и в командировках постоянно вместе…
Рома был уникум, каких поискать. В быту — абсолютно неорганизованный человек, у которого везде — на столе и в ящиках стола, в тумбочке и шкафу, на кровати и под кроватью всегда был кавардак и хаос. Вещи — вразброс, бумаги — в беспорядке. Уж сколько его за этот бардак начальство журило, сколько товарищи пеняли и подтрунивали — все бесполезно: улыбается и продолжает делать по-своему. Самое поразительное, что он всегда точно знал и помнил, где и что у него в этом бардаке лежит.
И была у нас одна примета: если у Ромы на столе вдруг возникали чистота и порядок — жди командировки. Он каким-то образом раньше других узнавал о предстоящем выезде на Кавказ и самым первым начинал готовиться: все свое добро распихивал и раскладывал по ящичкам, по коробочкам, чтобы забрать с собой. Не было у него лишних вещей, все — нужное, все для чего-нибудь сгодится.
Человек-кит

Сидевшие за столом офицеры дружно закивали в знак согласия, а потом один из них продолжил:
— А вот во всем, что касается профессии, Роман был строг, требователен, дотошен и пунктуален. К тому же у него был педагогический дар: он не только сам все умел делать, но мог доходчиво и толково объяснить, научить других. Все этапы подготовки боевых пловцов были пройдены им самим, поэтому он мог провести занятие по любой теме, на равных общаться с инструкторами и спорить с ними по любому вопросу, касающемуся водолазной тематики. Поэтому вся молодежь, которая прибывала в подразделение, и я в том числе, когда после Рязанского училища ВДВ сюда приехал, прошла обучение у Кита…
— Простите? — Мне показалось, что в разговоре появился новый персонаж.
— Прозвище у Ромы такое было — Кит, — пояснил рассказчик. — И не случайно. Надо было видеть, что он творил под водой! Угнаться за ним было нереально. Двигается группа — Кит и курс выдерживает, и за товарищами смотрит, и вокруг обстановку отслеживает, да еще успевает на дне заметить какого-нибудь интересного моллюска, рукой в его сторону показать: смотрите, мол, красота какая! Или раковину необычную по ходу со дна подберет, в карман засунет, потом на берегу хвастается. Техника плавания под водой была у него необычайно рациональная. На берег выходим — у всех кислорода на один-два вдоха осталось, а у него еще четверть баллона. И полные карманы всякой всячиной набиты. Как так можно было плавать? Одно слово — Кит!

— Это к вопросу о боевых пловцах, что возник в начале беседы. — Слово опять взял Сергей. — Помимо всех остальных предметов спецназовской подготовки подводная специализация у нас все-таки существует. Водолазное дело по своей природе очень тяжелое и в физическом, и в моральном плане. Помимо оружия и всякого оборудования под водой еще куча грузов на тебе висит, движения стесняет. Да еще давление дикое, и дышать надо по-особенному. Плюс теплоотдача повышенная, а проще говоря — холод там собачий.
И вот представьте, что боевому пловцу надо донести свое снаряжение до точки погружения, потом проплыть под водой при всех этих малокомфортных условиях приличное расстояние, потом выйти на берег и быть настолько свежим, чтобы с ходу выполнить основную задачу. Представили? Теперь прикиньте суммарную нагрузку на организм.
Так вот Рома среди всех нас отличался особым отношением к воде и подводному миру. Казалось, он мог жить и пузырить в нем сколько угодно, не вылезая на берег. Главным было кормить его вовремя…
— Серега, ты про панель расскажи, — оживились все присутствовавшие в комнате.
— А-а-а… Это моя тема, — согласился офицер. — На Каспии дело было, во время учения. Отрабатывали мы тогда выход на корабль, захваченный террористами. Стоял он милях в 70 от берега, практически посреди моря, и подступиться к этой посудине было не так-то просто. В это же время прислали нам на тестирование навигационную панель, с помощью которой можно выдерживать курс, двигаясь под водой.
До борта судна мы добрались нормально, начали выход на палубу. А там имитационные заряды заложены, вроде как террористы подходы заминировали. И вот прямо перед направляющим группы происходит взрыв. Взрывная волна бьет по руке, кулак разжимается, чудо-техника летит в воду и мгновенно тонет. А глубина там приличная, метров 12–15.

Возникает легкая паника, потому что та панель стоит дороже, чем корабль и все остальное оборудование вместе взятые. Учения сразу останавливаются, и начинаются поиски. Три пары водолазов ищут — все впустую. Кислород на исходе, надо уходить. А что потом? Обратно на то же место так же точно не встанешь. То есть проще будет буквально найти иголку в стоге сена, чем эту треклятую железяку на дне моря.
В общем, народ уже начинает прикидывать, сколько ежемесячно и в течение скольких лет вся водолазная служба и наша группа будут скидываться, чтобы выплатить стоимость утопленной панели. И тут под воду в одиночку уходит Кит.
Неизвестно, что он там делал, но только отыскал Рома тот прибор и поднял под всеобщий вздох облегчения и восхищения…
Знамение

Когда оживление, вызванное воспоминаниями о курьезном эпизоде, улеглось, в комнате повисла тишина. Пауза затягивалась. И стало понятно, что ребята настраиваются на рассказ о том самом дне, когда они потеряли друга. Потом опять заговорил Сергей:
— Ну ладно, море — морем, но в горах, как уже было сказано, нам тоже действовать приходится. Для приобретения боевого опыта, шлифовки индивидуального мастерства каждого бойца и слаженности подразделения в целом, оттачивания тактики действий нас, боевых пловцов, руководство привлекает, скажем так, к реализации оперативной информации по Северному Кавказу. Специализация подразделения — нейтрализация полевых командиров и лидеров бандподполья. Это было и остается нашей основной задачей.
Командировка, которая началась в апреле 2012 года, была плановой. Подготовились, как положено, прибыли на базу, начали работать. Одна из главных тем в ту весну — ликвидация во взаимодействии со спецназом внутренних войск банды иностранного наемника. Давайте условно назовем его Азиатом.
В Дагестане он действовал уже не один год, кровавых дел успел натворить достаточно, специализировался на уничтожении военных и представителей правоохранительных органов. Поэтому руководство требовало покончить с бандой как можно быстрее.
Оперативная работа против него велась постоянно, информация от источников поступала регулярно. Мы ее проверяли и уже достаточно полно знали, где Азиат со своими подельниками базируется, как перемещается, где продовольствием запасается. Несколько раз они в наши засады попадали, пощипали мы их конкретно. Правда, и нам один раз досталось: в 2010-м от их пуль погиб наш сотрудник Илья Шанский. Так что к этой банде у нас, помимо всего прочего, и личный счет имелся.
И вот 12 мая поступает информация, что Азиат и несколько его боевиков появились в одном из районов и в такое-то время собираются выйти на контакт со связниками для пополнения запаса продуктов. Несколько мест в районе, где это может произойти, мы знали. Оставалось вычислить, где конкретно будет встреча.
А сведения были, что называется, горячими. То есть с момента их получения до возможности реализации оставалось часов пять-шесть, не более. Как правило, такая информация бывает весьма достоверна, а действия по ней — наиболее эффективны. Поэтому был отдан приказ привлечь боевых пловцов…
— Выездов в тот день не намечалось, планово работать по Азиату должны были через день-два, — продолжил рассказ товарища тот офицер, что пришел в группу после окончания Рязанского училища ВДВ. — Поэтому у нас шли занятия. Мы же в длительных командировках не только воюем, но и продолжаем учиться, тренироваться, чтобы форму не потерять.
Вот и в тот день шли занятия по оперативной психологии. Весь отдел собрался в спортзале учебного центра, сидели, слушали инструктора. И вдруг с улицы залетает птица, начинает метаться под потолком, биться в окна. А все же знают, что есть такая примета: залетевшую в помещение птицу нельзя ловить, чтобы выпустить на волю, она должна сама вылететь, иначе беда будет.
В общем, все смотрят, как птаха выбираться будет, не мешают. И в этот момент входит начальник подразделения. «Собираемся, — говорит, — есть приказ, через полчаса выезжаем». Все двинулись на выход из спортзала, а птица там осталась И Николай, это еще один наш товарищ, он сейчас в командировке, сказал тогда: «Плохо это, наверное, кто-то не вернется». И Рома, который все эти приметы всегда с юмором воспринимал, постоянно хохмил, если кто-то на них всерьез внимание обращал, тут вдруг как-то сник и напрягся…
Конец Азиата

— Время на подготовку было крайне ограничено, — после небольшой паузы продолжил Сергей, — поэтому собирались быстро, но без суеты. Проверили оружие, снаряжение, еще раз изучили карту. Проговорили, как будем выдвигаться, как маскироваться, как собственную безопасность при выдвижении обеспечивать.
На исходный рубеж прибыли на машинах, потом скрытно, соблюдая маскировку, еще километра полтора-два пешим порядком шлепали. Район предварительно не оцепляли, не блокировали. Так что о нашем появлении в нем знали только те, кому это положено.
Было определено несколько мест проведения операции. Группа, которую я возглавлял, оказалась в одном из них примерно за час до срока вероятного появления Азиата, то есть у нас было время, чтобы осмотреться, занять позицию и приготовиться к встрече.

Все это происходило у подножия горы. Ее склон, поросший кустарником, в этом месте плавно переходил в низину. Там старая грунтовка, уже начавшая зарастать травой, делала поворот. Тут и решили устроить засаду. Просчитали примерный маршрут движения банды. Это сделать несложно: человек, не подозревающий об опасности, всегда движется там, где удобнее, обходя естественные препятствия. Исходя из этого, наметили сектора ведения огня, распределили по ним людей, выбрали критическую точку, до которой можно сопровождать боевиков после их обнаружения, определили рубежи открытия огня. Даже успели пару управляемых мин воткнуть, чтобы перекрыть те мертвые зоны, в которых Азиат и его головорезы могли успеть залечь после начала боя. В общем, все что намечали, сделали.
Тройка Гребенникова — сам Кит, Алексей и пулеметчик — заняла самый важный сектор: именно они должны были первыми засечь боевиков, первыми открыть огонь, и только уже после них вступали в бой остальные подгруппы. Такой выбор в пользу Роминой тройки был сделан не случайно: Кит, в дополнение ко всем своим профессиональным достоинствам, был еще и отменным стрелком, а также одним из лучших гранатометчиков в ЦСН.
А дальше получилось так, как нечасто случается в нашей практике — именно в то время, которое было указано в информации, появились боевики! Ну, может, минут на пять задержались, не более. Рома их заметил, доложил. И, держа на прицеле, сопровождал до последней возможности, ожидая, когда из кустарника на открытое место выдвинется как можно больше бандитов. Но те тоже грамотные — шли с большими интервалами, поэтому на открытое пространство успели выйти лишь двое. Дальше тянуть было нельзя: пройди они еще метров десять, Ромина тройка была бы обнаружена. И так уже когда Кит открыл огонь, между ним и головным боевиком оставалось метров 25–30, не более.
Леха, давай дальше рассказывай. — Сергей откинулся на спинку стула. — Ты же там был, я-то за бугорком с другой группой находился.
— А чего говорить, — тяжело вздохнул молчавший все это время Алексей. — Кит срезал боевика первой очередью. Не знаю, успел ли он разглядеть, что это был сам Азиат. Скорее всего, нет — смеркалось уже, до наступления темноты не больше часа оставалось. Просто бил по головному, а потом, когда он рухнул, перенес огонь на второго бандита. Но тот уже успел отскочить обратно в кустарник. Очевидно, Кит его все же зацепил: кровь потом мы в том месте видели, но тело не нашли — либо сам ушел, либо подельники помогли.
Судя по ответному огню, вместе с Азиатом шли еще трое-четверо. У него на тот момент вообще человек 8–10 оставалось, не больше: незадолго до этого вэвэшный спецназ их хорошо приложил. Так что на вылазку за продуктами главарь мог с собой взять не больше половины банды. Это ж, в конце концов, был не переход из лагеря в лагерь и не выход на теракт. А за консервами и лепешками всем скопом не ходят.
Третий тост: Кит

В общем, началась перестрелка. Кит огонь правее перенес, по кустарнику. Два магазина выпустил. Пулеметчик туда же садит. Я тоже свой сектор огня сместил, выход из зеленки простреливаю. В это время Рома заметил, как еще один боевик мелькнул среди кустов, доложил по рации, что нас обходят и, перезарядив автомат, перенес огонь еще правее. Пулеметчик — за ним. Я тоже переместил сектор в надежде, что у проскочившего «душка» есть хвост. Видел, как Кит четвертый магазин в автомат воткнул и стрелять продолжил. Где-то полмагазина он расстрелял, и тут над нами пули засвистели. «Духи» и раньше в ответ долбили и, видно, пристрелялись — очередь низко над нами просвистела, ветки срезанные на головы посыпались. И Кит затих.
Я сначала подумал, что он решил выждать пару-тройку секунд, поглядеть, что дальше будет. Лежу, в своем секторе наблюдаю. Но краем глаза вижу, что он вообще не шевелится, голову уронил, обмяк, поза какая-то неестественно расслабленная. Подполз к нему, за ногу трясу, шепчу: «Рома, Рома!». Потом повернул чуть-чуть — а у него голова в крови, пульса нет. Вышел по рации на Сергея: «Командир, — говорю, — Кита зацепило. Все, похоже». Серега сказал, чтобы я оставался с Ромой до конца боя. Так мы с ним и пролежали, пока ребята не пришли…
Алексей еще раз тяжело вздохнул и опять замолчал. В который уже раз, не позволив рассказу надолго прерваться, инициативу на себя взял Сергей.
— Мы потом анализировали, как такое получилось. Понимаете, дагестанский лес — это вам не среднерусский. Это, по сути, сплошной труднопроходимый кустарник: обзора никакого, а от пуль укрыться не за чем, за толстыми стволами не спрячешься, их просто нет. Поэтому стрелять приходится лежа, лучше, если из ложбинки или канавки. Кит как раз позицию менял — из одной ямы выбрался, до другой не дополз, когда кто-то из «духов» в ответ полоснул. Рому он, скорее всего, даже не видел, просто наугад по звуку его предыдущей очереди, выстрелил. А пуля легкая, 5,45-мм, от ветки вниз и срикошетила. Вот такие дела.
После того как завязалась перестрелка, «душков» мы сильно огнем прижали, сопротивления организовать они уже не могли, просто начали разбегаться. К тому же они не знали, сколько нас и где еще засады расположены. Плюс Рома первой же очередью их главаря положил, руководить ими было некому. Так что «духам», как нам казалось, оставалось лишь бежать и отстреливаться.
Мы тогда не знали, сколько нас еще интересного ждет, пока до базы доберемся…
Тяжелое возвращение

— Я, когда Лехин доклад получил, выслал к ним ребят из резервной подгруппы, — продолжает рассказ Сергей. — Они осмотрели Рому, подтвердили, что медпомощь ему уже не требуется. Стрельба к этому времени стихла, надо было думать об эвакуации. Но сначала предстояло проверить местность, удостовериться, что «духи» ушли и не будут нас за пятки кусать.
Время самое поганое — поздние сумерки, максимум через полчаса совсем стемнеет. Невооруженный глаз предметы уже слабо различает, а ночник включать еще рано. Человек в такой ситуации, каким бы профессионалом он ни был, чувствует дискомфорт: видишь вокруг плохо, но точно знаешь, что враг где-то рядом. Это очень сильно на психику давит. Но, несмотря ни на что, работу свою мы тогда до конца доделали, местность в округе метров на сто прочесали, как положено.
Потом вернулись к тому месту, где Кит лежал. К этому моменту ребята, что рядом с Ромой оставались, подготовили его к эвакуации: жерди срубили, соорудили носилки, привязали его самого, подвязали его оружие, тактический рюкзак. Подошла еще одна группа, которая держала другой район возможного появления боевиков, и мы вместе начали движение: парни досматривали дорогу, а мы шли за ними и вытаскивали Рому к тому месту, куда должен был прибыть транспорт. И вот тут едва не влетели по полной!
Еще когда готовились к эвакуации, пулеметчик, который был в Роминой тройке, сказал, что бандиты шли уж как-то очень расслабленно, даже оружие наизготовку не держали, то есть чувствовали себя в абсолютной безопасности. Мы это наблюдение к сведению приняли, но списали такую расслабленность на наше внезапное появление, ставшее полной неожиданностью для Азиата и его банды. Оказалось, это справедливо только отчасти.
Главной же причиной такого спокойствия было то, что этот район полностью контролировался «духами». Зайти в него можно было по одной-единственной дороге, по которой как раз в то время и двигались наши машины. И которая была основательно подготовлена к встрече: под полотно из укатанного гравия когда-то сделали подкопы, не нарушив дорожного покрытия, и в них метрах в тридцати друг от друга заложили два мощнейших фугаса, управляемых по проводам. Азиат, выходя на встречу со связниками, оставил там своих наблюдателей-подрывников, расположившихся от зарядов метрах в трехстах выше по склону и полностью просматривавших всю низину. Поэтому он был абсолютно уверен, что его никто не побеспокоит.

Мы, когда на засаду выходили, успели проскочить до их появления. Поэтому про нас они ни сном, ни духом не ведали. А вот перестрелку в месте условленной встречи со связниками не могли не слышать. Но не ломанулись на помощь своим и не удрали, остались на постах. А тут наши машины идут: микроавтобус и грузовик бронированный.
Грузовичок они подняли в воздух метра на полтора. И это при том, что весит он около 60 тонн! Все три моста ему вырвало, а водитель отделался легкой контузией: там кабина как бронированная капсула, тряхнуло сильно — и все. А микроавтобус спасло то, что взрывом первого фугаса перебило провода, идущие ко второму, и поэтому он не сработал. Эта же счастливая случайность позволила чуть позже там поработать экспертам из криминалистической лаборатории. Они и определили, что мощность каждого заряда составляла 15 килограмм тротила. Не хочется даже думать, что могло случиться, если бы «духи» дождались, когда мы загрузимся в машины, и рванули бы их уже на обратном пути…
В общем, пришлось нам еще раз вызывать транспорт и топать уже на другую точку. Туда уже вышли без приключений, загрузились в машины, прибыли на базу. Потом Рому в Москву отправили. Тут уже все как положено организовали.
Достойно его проводили, даже директор ФСБ на прощание приезжал. И, конечно же, боевые пловцы из всех силовых структур были. Только давайте это уже без подробностей.
Скажу одно: Кита многие знали, и все, кто знал, любили…
«Тихо, Марина звонит!»

И все же среди этих многих был человек, для которого гибель Романа стала не просто бедой — личной трагедией, перевернувшей жизнь. Этот человек — Марина, его жена, а теперь вот уже больше года вдова капитана 3 ранга Гребенникова.
— Познакомились мы, когда отдыхали в кафе, — собравшись с силами, начала говорить молодая женщина с удивительно голубыми глазами и взглядом пронзительной глубины. — Я со своими подружками пришла, а Рома с ребятами возвращение из очередной командировки отмечали. В компаниях были общие знакомые, представили нас друг другу. Так и оказались рядом, хотя в тот день я вообще должна была уехать по каким-то делам, но все отложилось. Наверное, это и называется судьбой. А дальше все просто получилось: я пригласила его танцевать, он не отказался. С того вечера мы, можно сказать, и не расставались.
И как-то сразу у нас все получилось. Не было конфетно-букетного периода, нам ведь во время первой встречи не по 18 лет было, у Ромы и сын Сергей уже от первого брака был. В общем, в длительных ухаживаниях и объяснениях мы не нуждались. Просто понравились друг другу мгновенно и все тут. Характер мой не из простых, поэтому сразу подкупило, что Рома воспринял меня такой, какая я есть, и никогда не пытался что-то во мне исправить, переделать, перевоспитать.
Ну а в него невозможно было не влюбиться. В своей кампании, где много красивых и достойных мужчин с сильным характером, Роман выделялся тем, на что сразу обращает внимание и больше всего ценит любая женщина — от него исходило какое-то чувство спокойствия и надежности. С первых дней нашего знакомства и все годы, что мы были вместе, я знала, что у меня есть Рома, а значит, будут решены любые проблемы, что он обо всем позаботится, все сделает и все будет хорошо.
После первой встречи мы сразу стали жить жизнью друг друга. Вернее, я стала жить его жизнью офицера-спецназовца. У него были частые командировки, поэтому у меня тут же переживания начались, а когда сильно волнуешься за человека, очень быстро к нему душой прикипаешь.
До встречи с Ромой я не думала и не предполагала, что судьба столкнет меня с военным, как-то даже в голову такое не приходило. Когда нас знакомили, я знала, что он офицер ФСБ, но о подробностях его службы не имела ни малейшего понятия. Так, в общих чертах, как любой человек в нашем городе, где все знают, что тут находится база «Вымпела» и «Альфы», что эти люди ездят в командировки на Кавказ, борются с террористами. И все, на этом знания обывателя заканчиваются.
Когда мы познакомились, Рома учился на последнем курсе юридического. И практически постоянно находился дома: то сессия, то защита диплома. Я, помню, еще смеялась: мол, когда же ты на службу отправишься? А потом учеба закончилась, пошли командировки одна за другой. Тут уже по-другому запела: «Да что это такое, тебя месяцами дома нет!».

В начале наших отношений был период, когда я, из чисто женского любопытства, сама пыталась расспрашивать Ромку о его службе. Просто хотелось больше узнать, чем же занимается любимый человек. Но он всегда рассказывал об этом с неохотой. И только о каких-то бытовых вопросах: как шли по горам трое суток, как промокли до нитки, как вымотались до предела. И ни слова о боях или чем-то подобном.
А позже я и сама перестала интересоваться всякими подробностями его командировок. Наверное, это была защитная реакция моей психики. Когда он приезжал, просто хотелось побыстрее его накормить, обогреть, искупать, спать уложить. И никуда больше не отпускать!
Конечно, я не думала, что его отлучки из дома будут такими частыми и все будет так серьезно. Вернее, думала, но до конца не осознавала. Осознание того, насколько сложна и опасна работа мужа, приходит лишь со временем, с опытом семейной жизни со спецназовцем. Ждешь звонков, ждешь хотя бы кратких СМС, что вот пришли и все живы, здоровы. Когда Рома улетал в командировки, я старалась вообще не думать о его работе. Телевизор и Интернет не включала, новости по радио не слушала, можно сказать, целенаправленно надевала розовые очки, чтобы на время забыть, что где-то звучат выстрелы и именно там сейчас находится мой Ромка…
Дома, глядя на Рому, сложно было предположить, что его работа связана с оружием, с чем-то трудным и опасным. Дома он был мягким, терпеливым, очень внимательным к моим переживаниям, полностью погружаясь в семейные дела. А по дому он умел делать буквально все: и гвоздь вбить, и розетку починить, и утюг отремонтировать, и вкусный ужин приготовить. Сказывалось, очевидно, что родился и вырос он в обычном селе и с детства на его плечах лежала вся тяжелая работа по дому: отец ушел из семьи, когда Роману исполнилось пять лет, и с тех пор мама, Валентина Васильевна, воспитывала его одна. Пока до армии жил в родительском доме в Ростовской области — был заботливым сыном. А потом стал таким же заботливым и внимательным мужем.
Мы, кстати, с Валентиной Васильевной продолжаем общаться, созваниваемся часто. Я вообще хочу, чтобы она была поближе, чтобы наши с Ромой дети знали свою бабушку и радовали ее.
Обычно в семьях обязанности делят на мужские и женские, а у нас были те, которые делал Рома, и те, что мы выполняли вместе и с удовольствием: генеральную уборку — вдвоем, готовим — вдвоем, а если уж бездельничаем, на диване валяемся, телевизор смотрим — то тоже вдвоем. То есть не было в семье того, что называется бытовыми проблемами. И это при двух детях-погодках.
Отношение к детям у Ромы вообще было удивительное с самого их появления на свет. Помню, когда я еще только была Софией беременна, он как-то сказал мне: «Мариночка, раньше я был просто в тебя безумно влюблен, а теперь я тебя люблю по-настоящему!». Дочку он обожал до самозабвения и души в ней не чаял: когда София плакала по ночам, к ней не мама вставала — папа первым бросался. Когда подросла, она не с мамой спала, а с папой, вернее — на папе, ей у него на груди было уютнее и спокойнее.
Потом Ярослав появился, и Рома вообще расцвел. Обычно мужчины все-таки держатся в сторонке от маленьких детей. Ну, поиграют малость, книжку почитают — и хватит. А Рома, когда был дома, вообще от них не отходил: и кормил, и купал, и возился с ними, и зайчиком прыгал. Однажды даже отправил меня одну в санаторий, а сам с дочкой и сыном дома остался. А Софии два годика только исполнилось, Ярославу 10 месяцев минуло! Но он с ними без проблем управлялся.
София и сейчас папу вспоминает: как они вместе играли, гуляли, как он ее кормил. Причем это действительно ее воспоминания, а не наговоренные мной. Ярослав еще мал и отца, увы, будет знать лишь по фотографиям и рассказам других людей… Но зато он внешне и по характеру — вылитый Рома, один в один: у него и мимика, и улыбка, и взгляд папины. А дочке передалось Ромкино отношение к воде: она начала плавать и нырять, когда ей и полутора лет не исполнилось. Абсолютно бесстрашная девчонка! Если бы все сложилось по-другому, то всю жизнь они бы радовали друг друга и радовались друг другу…
Карьеры военного я сыну не желаю. Хочу, чтобы он вырос, возмужал, завел семью, чтобы у него была мирная профессия и он стал хорошим специалистом в своем деле, врачом, например. Но если все-таки решит пойти по стопам отца… Если это действительно будет его выбор, его призвание, придется это принять. Хотя и тяжело будет. А София решит выйти замуж за спецназовца — поведу себя, как моя мама: если дочь будет счастлива, как я с ее отцом, если ей будет так же хорошо со своим избранником, как мне с Романом, то я тоже полюблю и приму и его, и его профессию. Буду радоваться за них и поддерживать.
Но, конечно же, расскажу дочери, к чему она должна быть готова: частые разлуки, постоянная тревога за любимого, изматывающая неизвестность, половина всего общения — по телефону.
Так у нас с Ромой было: у меня всегда телефон в руке и постоянно его звонка жду. Он это знал и звонил часто — и утром, и в обед, и вечером. Всегда сообщал, где находится, что делает, чем занимается, интересовался, чем в этот момент я занята. Даже когда домой с работы ехал, докладывал: вот светофор проезжаю, вот перекресток, вот уже на стоянке. Ребята постоянно подтрунивали над ним, а у него очень часто разговор со мной начинался с фразы: «Тихо, Марина звонит!». Это он, уже включив телефон, просил друзей нам не мешать.
Рома и в командировках звонил при первой возможности, переживал, как я одна с двумя маленькими детьми управляюсь, успокаивал. Последний раз мы говорили с ним в день его гибели. Он торопился — собирались они уже. Сказал, что времени мало осталось, что перезвонит, когда вернется. Я ему сказала, что люблю очень сильно и жду, а он ответил, что тоже любит и это самое главное в жизни, что все будет хорошо…
После общения с людьми, близко и хорошо знавшими Романа Гребенникова, меня не покидала мысль о том, насколько точным и емким было прозвище и боевой позывной этого удивительного во многих отношениях человека — Кит.
Не Дельфин, не Осьминог, не Аллигатор, а именно Кит — большой, добродушный, спокойный и безопасный, если его не раздражать. И в то же время способный одним ударом хвоста располовинить любого, кто посягнет на его жизнь, на его устои, на его близких…
И еще подумалось: когда-то древние ученые-философы считали, что мир наш — не твердь земная, а именно мир, в самом широком его понимании — держится на китах…
Как же они были правы!
На таких китах, как офицер спецназа Роман
Гребенников, этот мир до сих пор и держится…

Игорь СОФРОНОВ
Фото из семейного альбома Марины ГРЕБЕННИКОВОЙ
и архива Управления «В» ЦСН ФСБ России